Она беспричинно вздохнула, отодвинула книжку, столкнула карандаш, не успела поймать и произнесла: упс!
— Оставьте, — сказал Цинциннат, – тут не может быть беспорядка, тут может быть только перемещение.
— Вот — я вам принесла (вытянула, вытягивая и подкладку, фунтик из кармана пальто). Вот. Конфеток. Сосите на здоровьице.
Села и надула щёки.
— Лезла, долезла и устала, — сказала она, нарочито пыхтя, а потом застыла, глядя со смутным вожделением на паутину вверху.
— Зачем вы пришли? — спросил Цинциннат, шагая по камере. Ни вам этого не нужно, ни мне. Зачем? Ведь это дурно и неинтересно. Я же отлично вижу, что вы такая же пародия, как все, как всё. И если меня угощают такой ловкой пародией на мать... Но представьте себе, например, что я возложил надежду на какой-нибудь далёкий звук, как же мне верить в него, если даже вы обман. Вы бы ещё сказали: гостинцев. И почему у вас макинтош мокрый, а башмачки сухие, — ведь это небрежность. Передайте бутафору.
Она поспешно и виновато:
–– Да я же была в калошах, внизу в канцелярии оставила, честное слово...
— Ах, по́лно, по́лно. Только не пускайтесь в объяснения. Играйте свою роль, — побольше лепета, побольше беспечности, — и ничего, — сойдёт.
— Я пришла, потому что я ваша мать, — проговорила она тихо, и Цинциннат рассмеялся:
— Нет, нет, не сбивайтесь на фарc. Помните, что тут драма. Смешное смешным – но всё-таки не следует слишком удаляться от вокзала: драма может уйти. Вы бы лучше... да, вот что, повторите, повторите мне, пожалуй, предание о моём отце. Неужели он так-таки исчез в темноте ночи, и вы никогда не узнали, ни кто он, ни откуда — это странно...
— Только голос, — лица не видала, — ответила она всё так же тихо.
— Во, во, подыгрывайте мне, я думаю, мы его сделаем странником, беглым матросом, – с тоской продолжал Цинциннат, прищёлкивая пальцами и шагая, шагая, – или лесным разбойником, гастролирующим в парке. Или загулявшим ремесленником, плотником... Ну, скорей, придумайте что-нибудь.
— Вы не понимаете, - воскликнула она, – (в волнении встала и тотчас села опять), – да, я не знаю, кто он был, - бродяга, беглец, да, всё возможно... Но как это вы не понимаете... да, - был праздник, было в парке темно, и я была девчонкой, – но ведь не в том дело. Ведь обмануться нельзя! Человек, который сжигается живьём, знает небось, что он не купается у нас в Стропи. То есть я хочу сказать: нельзя, нельзя ошибиться... Ах, как же вы не понимаете!
— Чего не понимаю?
— Ах, Цинциннат, он – тоже...
— Что – тоже?
— Он тоже, как вы, Цинциннат...
Она совсем опустила лицо, уронила пенсне в горсточку.
Пауза.
— Откуда вам это известно, - хмуро спросил Цинциннат, - как это можно так сразу заметить...
— Больше вам ничего не скажу, – произнесла она, не поднимая глаз.
Дайте развёрнутые аргументированные ответы на вопросы к фрагменту текста.
Общий объём анализа - не менее 150 слов.
- Что вам известно о Цинциннате и его собеседнице? Где произошла их встреча?
- Что означают слова Цинцинната «…тут не может быть беспорядка, тут может быть только перемещение» (обратите внимание на контекстуальное значение слова «тут»).
- С помощью каких художественных средств характеризуется собеседница Цинцинната?
- Почему Цинциннат говорит о том, что его «угощают такой ловкой пародией на мать»?
- На какой «далёкий звук» Цинциннат «возложил надежду»? Оправдается ли эта надежда впоследствии?
- В чём смысл фразы «Передайте бутафору»? Как в данном отрывке подчеркивается бутафория окружающей действительности?
- О какой драме Цинциннат пытается напомнить своей собеседнице? Почему просит её не «сбиваться на фарс»?
- Какое значение для Цинцинната имеет рассказ Цецилии о его отце? Что значит фраза "Он тоже, как вы, Цинциннат"?
- Дайте речевую характеристику персонажам. В чём выражается особый колорит речи матери Цинцинната?
Поделиться с друзьями: