Кабанова. Некуда нам торопиться-то, милая, мы и живём не спеша.
Феклуша. Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие люди, вот хоть бы вас взять, добродетелями, как цветами, украшаются: оттого всё и делается прохладно и благочинно. Ведь эта беготня-то, матушка, что значит? Ведь это суета! Вот хоть бы в Москве: бегает народ взад и вперёд, неизвестно зачем. Вот она суета-то и есть. Суетный народ, матушка Марфа Игнатьевна, вот он и бегает. Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится, бедный, людей не узнаёт; ему мерещится, что его манит некто, а придёт на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдёт в тоске. А другому мерещится, что будто он догоняет кого-то знакомого. Со стороны-то свежий человек сейчас видит, что никого нет; а тому-то всё кажется от суеты, что он догоняет. Суета-то, ведь она вроде туману бывает. Вот у вас в этакой прекрасный вечер редко кто и за ворота-то выйдет посидеть; а в Москве-то теперь гульбища да игрища, а по улицам-то индо грохот идёт, стон стоит. Да чего, матушка Марфа Игнатьевна, огненного змия стали запрягать: всё, видишь, для ради скорости.
Кабанова. Слышала я, милая.
Феклуша. А я, матушка, так своими глазами видела; конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют, а я видела, как он лапами-то вот так (растопыривает пальцы) делает. Ну, и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат.
Кабанова. Назвать-то всячески можно, пожалуй, хоть машиной назови; народ-то глуп, будет всему верить. А меня хоть ты золотом осыпь, так я не поеду.
Феклуша. Что за крайности, матушка! Сохрани господи от такой напасти! А вот ещё, матушка Марфа Игнатьевна, было мне в Москве видение некоторое. Иду я рано поутру, еще чуть брезжится, и вижу, на высоком-превысоком доме, на крыше, стоит кто-то, лицом черен. Уж сами понимаете кто. И делает он руками, как будто сыплет что, а ничего не сыпется. Тут я догадалась, что это он плевелы сыплет, а народ днем в суете-то своей невидимо и подберёт. Оттого-то они так и бегают, оттого и женщины-то у них все такие худые, тела-то никак не нагуляют, да как будто они что потеряли либо чего ищут: в лице печаль, даже жалко.
Кабанова. Всё может быть, моя милая! В наши времена чего дивиться!
Феклуша. Тяжёлые времена, матушка Марфа Игнатьевна, тяжёлые. Уж и время-то стало в умаление приходить.
Кабанова. Как так, милая, в умаление?
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождёшься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то и часы всё те же как будто остались, а время-то, за наши грехи, всё короче и короче делается. Вот что умные-то люди говорят.
Вопросы и задания
- Какое место в сюжете драмы занимает этот эпизод? Что вам известно о представленных здесь персонажах – Кабановой и Феклуше?
- Как характеризует эта беседа, с одной стороны, Феклушу и Кабанову, с другой, город Калинов в целом?
- Что означает слово «суета» в контексте рассуждений Феклуши?
- Как противопоставлены в рассказе Феклуши образ жизни Калинова и Москвы? С чем связан страх героини? В чём смысл её рассказа о «видении»? Какую оценку (и почему) даёт рассказчица москвичам и калиновцам?
- Как относится к рассказу Феклуши её собеседница? Почему Кабанова здесь немногословна?
- Что означает фраза «Уж и время-то стало в умаление приходить»? В чём причина такого ощущения Феклуши?
- Почему, по вашему мнению, писатель Мельников-Печерский считал Феклушу ключевой героиней драмы «Гроза»?
- Какими средствами здесь выражено авторское отношение к беседе Кабановой и Феклуши?
Минимальный объём ответов на все вопросы - 150 слов
Поделиться с друзьями: